Шестидесятые и Оттепель

В 1959 году мой дед Бернгард Борисович Кафенгауз вступил в кооператив РАН СССР, и наша семья (дедушка, бабушка, папа, мама и я) переехала из коммунальной квартиры на Якиманке в отдельную, по тем временам большую, четырех комнатную квартиру на Дмитрия Ульянова. Здесь самая просторная и самая светлая комната была превращена в мастерскую на долгие годы. В ней отец работал с утра до позднего вечера, а часто и целые ночи напролет, много курил и ежедневно выхаживал километры пути, то стремительно приближаясь к своей работе, висящей на стене, чтобы нанести мазок, то медленно отходя от нее задом к противоположной стене комнаты, чтобы оценить результат.

В этой мастерской родились многие картины отца и эскизы его монументальных работ. Тут и я какое-то время пробовала рисовать красками под наблюдением папы, а потом была изгнана со словами «интересно, но ты меня отвлекаешь». Надо сказать, что отец регулярно брал меня с собой на выставки, но при этом никак не стимулировал во мне способности к рисованию. Более того, он неоднократно говорил, что женщины-художницы – это ужасно, они всегда в краске, пахнут скипидаром, неряшливо одеваются и скверно готовят. Отцу откровенно не нравилось, что дети художников, как правило, идут по стопам родителей. Он считал, что покупать цветные карандаши нужно, а вот краски следует не подсовывать ребенку, а скорее прятать от него. И только если желание рисовать красками окажется столь велико, что заставит ребенка воровать их у родителей-художников, такого ребенка можно оставить наедине с красками, и лишь спустя время начать обучать живописи. При этом папа то ли ничего не знал о благоприятном влиянии рисования красками на общее развитие ребенка, то ли сознательно пренебрегал мнением психологов по этому вопросу, и беспокоился лишь о том, чтобы плохих художников на земле было меньше.